Урок литературы в 7 классе по рассказу Е.И.Носова «Кукла»
Урок разработан на основе технологии развития критического мышления через чтение и письмо.
Цель:
-
На основе работы с литературным произведением научить анализу поступков героев, их характеров, а также видению и пониманию учащимися смысла прочитанного;
-
Развитие коммуникативной компетенции;
-
Воспитание нравственности.
Оборудование:
1.Текст рассказа «Кукла»
2.Тексты стихотворений:
К.Случевский «Кукла»
Д.Кедрин «Кукла»
В.Тушнова «Кукла»
3.Портрет Е.И.Носова
4. «Сундучок мудрости»
5.Фонозапись «Русские колокола»
Ход урока
I стадия «Вызов»
— Ребята, давайте внимательно послушаем стихотворения, которые подготовили ваши одноклассники.
(Чтение стихотворений в сопровождении фонозаписи «Русские колокола»)
— Как вы думаете, о чём мы сегодня будем говорить на уроке? Какие цели поставим перед собой?
— А какая музыка звучала, когда ребята читали стихотворения? (тревожная, набат)
— Назовите ваши ассоциации к слову «кукла».
II стадия «Осмысление»
Чтение с остановками
— Сегодня мы познакомимся с рассказом Е.И.Носова «Кукла». И начнём с сообщения о жизни писателя.
(Выступление подготовленного ученика)
Родился в 1925 году в селе Толмачёве, под Курском, на высоком берегу Сейма – в краю, отмеченном летописями, воспетом в «Слове о полку Игореве», Тургеневым, Никитиным, Кольцовым, Буниным. Этот чудный край, поэтическое место, остаётся в сердце. Здесь истоки таланта, “удивительный мир” которого не мог не быть запечатлён.
Повседневные житейские нужды полуголодного детства вполне уживались в ребёнке с романтическими мечтами, навеянными жизнью трав, деревьев, зверей и птиц. Увлечение живой природой разделяет с сыном отец: по воскресеньям он “брал ножницы и принимался вырезать из бумаги фигурки… однотипные, примитивные, наподобие лошадей и наклеивал их на оконное стекло. «А сейчас собаку сделаем», – проговаривал он и вырезал такую же лошадиную фигурку, но только с крючкообразным хвостом”. И вот эти отцовские “кони” побудили мальчика вглядываться в окружающий мир. Он полюбил всё живое. Рисовал животных. И даже взрослый пишет: “И до сих пор я помню их краски, образ жизни…” – то есть от отца он перенял, что есть для него родина. Диковинная, прекрасная, та, что Русью зовётся.
И работящая… 30-е годы, на которые пришлось детство писателя, – годы первых пятилеток. Бегал с приятелями на завод, следили сквозь закопчённые окна за работой отца, видели первые тракторы и провожали их жадными глазами. “Полуголодные, плохо одетые, не знающие, что такое крепкие ботинки… были полны счастья бежать за этими машинами хоть на край света”.
Дед кузнечил. Отсюда, из семейных традиций, пришло к Евгению Ивановичу “глубочайшее уважение к труду, умение видеть сквозь будни поэтическую, красивую сторону… любого ремесла”.
Ходил с дедом в ночное. Кони, росные травы, костерок, студёное предрассветье. Слияние с природой, которая вдохновляла будущего писателя.
Е.Носов – свидетель крупных сражений на Курской дуге. В восемнадцать лет – на фронте, артиллерист, доходит до Восточной Пруссии. Награды: ордена Отечественной войны и Красной Звезды, медали «За отвагу» и «За победу над Германией». Май 1945 года – ранение, госпиталь, то есть испытал на себе беды и тяготы войны, понял, что жизнь даётся один раз: люби её, люби людей, люби всё живое, делай добро.
Осень 1945 года. Он с пособием по инвалидности. Ему только двадцать лет! Решил продолжить учёбу, ведь до войны окончил восемь классов. Но, как сам вспоминает, когда зашёл в класс в гимнастёрке, при боевых орденах, все встали, думая, что пришёл новый учитель. Мысль об образовании оставил. И занимается самообразованием. Остался в душе романтиком. Поэтому и мир, им воссоздаваемый, живописен.
— «Моей неизменной темой по-прежнему остаётся жизнь простого деревенского человека, его нравственные истоки, отношение к земле, природе и ко всему современному бытию», — писал Е.И.Носов.
— Как вы думаете, почему писатель назвал своё произведение «Кукла»?
— Что может произойти в рассказе с таким названием?
(Чтение отрывка учителем)
Теперь уже редко бываю в тех местах: занесло, затянуло, заилило, забило песком последние сеймские омута.
Вот, говорят, раньше реки были глубже…
Зачем же далеко в историю забираться? В не так далекое время любил я наведываться под Липино, верстах в двадцати пяти от дома. В самый раз против древнего обезглавленного кургана, над которым в знойные дни завсегда парили коршуны, была одна заветная яма. В этом месте река, упершись в несокрушимую девонскую глину, делает поворот с таким норовом, что начинает крутить целиком весь омут, создавая обратнокруговое течение. Часами здесь кружат, никак не могут вырваться на вольную воду щепа, водоросли, торчащие горлышком вверх бутылки, обломки вездесущего пенопласта, и денно и нощно урчат, булькают и всхлипывают
страшноватые воронки, которых избегают даже гуси. Ну а ночью у омута и вовсе не по себе, когда вдруг гулко, тяжко обрушится подмытый берег или полоснёт по воде плоским хвостом, будто доской, поднявшийся из ямы матерый хозяин-сом.
Как-то застал я перевозчика Акимыча возле своего шалаша за тайным рыбацким делом. Приладив на носу очки, он сосредоточенно выдирал золотистый корд из обрезка приводного ремня — замышлял перемет. И все сокрушался: нет у него подходящих крючков.
Я порылся в своих припасах, отобрал самых лихих, гнутых из вороненой двухмиллиметровой проволоки, которые когда-то приобрел просто так, для экзотики, и высыпал их в Акимычеву фуражку. Тот взял один непослушными, задубелыми пальцами, повертел перед очками и насмешливо посмотрел на меня, сощурив один глаз:
— А я думал и вправду крюк. Придется в кузне заказывать. А эти убери со смеху.
Не знаю, заловил ли Акимыч хозяина Липиной ямы, потому что потом по разным причинам образовался у меня перерыв, не стал я ездить в те места. Лишь спустя несколько лет довелось, наконец, проведать старые свои сижи.
— Почему автор начинает рассказ с описания природы? (Потому что он любит родную землю, подчеркивает в пейзажной зарисовке величие природы).
— Но в этом отрывке уже звучат тревожные ноты, которые омрачают восторженное настроение читателя. С чем это связано? («Часами здесь кружат… обломки вездесущего пенопласта…»; люди забыли, что они являются частицей природы).
— Как вы думаете, что произойдёт дальше?
(Чтение отрывка учителем)
Поехал и не узнал реки.
Русло сузилось, затравенело, чистые пески на излучинах затянуло дурнишником и жестким белокопытником, объявилось много незнакомых мелей и кос. Не стало приглубых тягунов-быстрин, где прежде на вечерней зорьке буравили речную гладь литые, забронзовелые язи. Бывало, готовишь снасть для проводки, а пальцы никак не могут попасть лесой в колечко — такой охватывает азартный озноб при виде крутых, беззвучно расходящихся кругов… Ныне все это язевое приволье ощетинилось кугой и пиками стрелолиста, а всюду, где пока свободно от трав, прёт черная донная тина, раздобревшая от избытка удобрений, сносимых дождями с полей.
«Ну уж,— думаю,— с Липиной ямой ничего не случилось. Что может статься с такой пучиной!» Подхожу и не верю глазам: там, где когда-то страшно крутило и водоворотило, горбом выпер грязный серый меляк, похожий на большую околевшую рыбину, и на том меляке — старый гусак. Стоял он этак небрежно, на одной лапе, охорашиваясь, клювом изгоняя блох из-под оттопыренного крыла. И невдомёк глупому, что еще недавно под ним было шесть- семь метров черной кипучей глубины, которую он же сам, возглавляя выводок, боязливо оплывал сторонкой.
Глядя на зарастающую реку, едва сочившуюся присмиревшей водицей, Акимыч горестно отмахнулся:
— И даже удочек не разматывай! Не трави душу. Не стало делов, Иваныч, не стало!
Вскоре не стало на Сейме и самого Акимыча, избыл его старый речной перевоз..
На берегу, в тростниковом шалаше, мне не раз доводилось коротать летние ночи. Тогда же выяснилось, что мы с Акимычем, оказывается, воевали в одной и той же горбатовской третьей армии, участвовали в «Багратионе», вместе ликвидировали Бобруйский, а затем и Минский котлы, брали одни и те же белорусские и польские города. И даже выбыли из войны в одном и том же месяце. Правда, госпиталя нам выпали разные: я попал в Серпухов, а он — в Углич.
Ранило Акимыча бескровно, но тяжело: дальнобойным фугасом завалило в окопе и контузило так, что и теперь, спустя десятилетия, разволновавшись, он внезапно утрачивал дар речи, язык его будто намертво заклинивало, и Акимыч, побледнев, умолкал, мучительно, вытаращенно глядя на собеседника и беспомощно вытянув губы трубочкой. Так длилось несколько минут, после чего он глубоко, шумно вздыхал, поднимая при этом острые, худые плечи, и холодный пот осыпал его измученное немотой и окаменелостью лицо.
«Уж не помер ли?» — нехорошо сжалось во мне, когда я набрел на обгорелые останки Акимычева шалаша.
Ан-нет! Прошлой осенью иду по селу, мимо новенькой белокирпичной школы, так ладно занявшей зеленый взгорок над Сеймом, гляжу, а навстречу — Акимыч! Торопко гукает кирзачами, картузик, телогреечка внапашку, на плече — лопата.
— Здорово, друг сердечный! — раскинул я руки, преграждая ему путь.
Акимыч, бледный, с мучительно одеревеневшими губами, казалось, не признал меня вовсе. Видно, его что-то вывело из себя и, как всегда в таких случаях, намертво заклинило.
— Ты куда пропал-то?! Не видно на реке.
Акимыч вытянул губы трубочкой, силясь что-то сказать.
— Гляжу, шалаш твой сожгли.
Вместо ответа он повертел указательным пальцем у виска, мол, на это большого ума не надо.
— Так ты где сейчас, не пойму?
Все еще не приходя в себя, Акимыч кивнул головой в сторону школы.
— Ясно теперь. Сторожишь, садовничаешь. А с лопатой куда?
— Прошло несколько лет. Что произошло за это время с рекой? Какой автор увидел реку?
— Какое чувство он испытывает, вновь оказавшись в дорогих его сердцу местах?
— О чем думаем мы, читая эти строки, невольно сравнивая вместе с автором прежнюю и нынешнюю реку? (Об уродливом отношении человека к земле, воде, о гибели живой природы. Мы чувствуем вину перед природой за трагическое ее состояние).
— На фоне меняющейся природы автор знакомит нас с Акимычем. Кто такой Акимыч, и что связывает автора с ним? («Мы с Акимычем, оказывается, воевали в одной и той же горбатовской третьей армии… Ранило Акимыча бескровно…»).
— Это вы сказали о судьбе Акимыча. А о нем как о человеке что вы можете сказать? Какой человек предстает перед нами? (Беспокойный, неравнодушный. Старый рыбак, он не просто любит природу, он относится к ней бережно и уважительно, страдает, видя погибающую природу).
— Почему «заклинило» Акимыча? (Устами Акимыча Носов убеждает нас, читателей, в том, что люди утратили в себе что-то очень важное, забыли о своем долге перед природой, рвут связи с ней. С грустью описывает автор новую встречу с Акимычем. «Акимыч, бледный, с мучительно одеревеневшими губами, казалось, не признал меня вовсе. Видно, его что-то вывело из себя и, как всегда в таких случаях, намертво заклинило»).
— Кто и почему сжёг шалаш Акимыча? Как можно назвать такого человека?
— А с лопатой куда? – спрашивает автор. Как вы думаете, куда идёт Акимыч?
(Чтение отрывка учителем)
— А-а? — вырвалось у него, и он досадливо сунул плечом, порываясь идти.
Мы пошли мимо школьной ограды по дороге, обсаженной старыми ивами, уже охваченными осенней позолотой. В природе было еще солнечно, тепло и даже празднично, как иногда бывает в начале погожего октября, когда доцветают последние звездочки цикория и еще шарят по запоздалым шапкам татарника черно-бархатные шмели. А воздух уже остер и крепок и дали ясны и открыты до беспредельности.
Прямо от школьной ограды, вернее, от проходящей мимо нее дороги, начиналась речная луговина, еще по-летнему зеленая, с белыми вкраплениями тысячелистника, гусиных перьев и каких-то луговых грибов. И только вблизи придорожных ив луг был усыпан палым листом, узким и длинным, похожим на нашу сеймскую рыбку-верховку. А из-за ограды тянуло влажной перекопанной
хмельной яблочной прелью. Где-то там, за молодыми яблонями, должно быть, на спортивной площадке, раздавались хлесткие шлепки по волейбольному мячу, иногда сопровождаемые всплесками торжествующих, одобрительных ребячьих вскриков, и эти молодые голоса под безоблачным сельским полднем тоже создавали ощущение праздничности и радости бытия.
Все это время Акимыч шел впереди меня молча и споро, лишь когда минули угол ограды, он остановился и сдавленно обронил:
— Вот, гляди…
— О чём вы узнали из этого отрывка?
— Почему автор прерывает рассказ об Акимыче описанием природы?
— Какие эпитеты встречаются в описании пейзажа? (Осенней позолотой, черно-бархатные шмели, хмельной яблочной прелью).
— Кроме описания природы, какие еще детали в тексте подчеркивают праздничность и радостность наблюдаемой героем картины? («Хлёсткие шлепки по волейбольному мячу, иногда сопровождаемые всплесками торжествующих, одобрительных ребячьих вскриков…»).
— Кажется, ничто не предвещает беды. Что же происходит с Акимычем? Почему он не замечает этой красоты вокруг? («Шел молча и споро…», «сдавленно обронил»).
— Что его так взволновало? Куда идет Акимыч?
— Вот гляди. На что призывает смотреть Акимыч?
(Чтение отрывка учителем)
В грязном придорожном кювете валялась кукла. Она лежала навзничь, раскинув руки и ноги. Большая и все еще миловидная лицом, с легкой, едва обозначенной улыбкой на припухлых по-детски губах. Но светлые шелковистые
волосы на голове были местами обожжены, глаза выдавлены, а на месте носа зияла дыра, прожжённая, должно быть, сигаретой. Кто-то сорвал с нее платье, а голубенькие трусики сдернул до самых башмаков, и то место, которое прежде закрывалось, тоже было истыкано сигаретой.
— Это чья же работа?
— Кто же их знает …— не сразу ответил Акимыч, все глядя на куклу, над которой кто-то так цинично и жестоко глумился.— Нынче трудно на кого думать. Многие притерпелись к худу и не видят, как сами худое творят. А от них дети того набираются. С куклой это не первый случай. Езжу я и в район, и в область и вижу: то тут, то там — под забором ли, в мусорной куче выброшенные куклы валяются. Которые целиком прямо, в платье, с бантом в волосах, а бывает, — без головы или без обеих ног… Так мне нехорошо видеть это! Аж сердце комом
сожмется… Может, со мной с войны такое. На всю жизнь нагляделся. Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь, И плачет по-людски. И когда это подобие валяется растерзанное у дороги — не могу видеть. Колотит меня всего. А люди идут мимо — каждый по своим делам,— и ничего… Проходят парочки, за руки держатся, про любовь говорят, о детках мечтают. Везут малышей в колясках — бровью не поведут. Детишки бегают привыкают к такому святотатству. Вот и тут: сколько мимо прошло учеников! Утром — в школу, вечером — из школы. А главное — учителя: они ведь тоже мимо проходят. Вот чего не понимаю. Как же так?! Чему же ты научишь, какой красоте, какому добру, если ты слеп, душа твоя глуха!.. Эх!.,
Акимыч вдруг побледнел, лицо напряглось той страшной его окаменелостью, а губы сами собой вытянулись трубочкой, будто в них застряло и застыло что-то невысказанное.
Я уже знал, что Акимыча опять «заклинило» и заговорит он теперь нескоро.
Он сутуло, согбенно перешагнул кювет и там, на пустыре, за поворотом школьной ограды, возле большого лопуха с листьями, похожими на слоновые уши, принялся копать яму, предварительно наметив лопатой ее продолговатые контуры. Ростом кукла была не более метра, но Акимыч рыл старательно и глубоко, как настоящую могилку, зарывшись по самый пояс. Обровняв стенку, он все так же
молча и отрешенно сходил к стожку на выгоне, принёс охапку сена и выстлал им днище ямы. Потом поправил кукле трусишки, сложил ее руки вдоль туловища и
опустил в сырую глубину ямы, Сверху прикрыл ее остатками сена и лишь после этого снова взялся за лопату.
И вдруг он шумно вздохнул, будто вынырнул из какой-то глубины, и проговорил с болью:
— Всего не закопать…
— Куда же шёл Акимыч? Что его так взволновало? (Носов описывает куклу как человека, подчеркивает ее сходство с беспомощным ребенком («миловидная лицом, с легкой, едва обозначенной улыбкой на припухлых по-детски губах», « светлые шелковистые волосы»).
— Какое чувство вызывает этот отрывок?
— А вам доводилось видеть такую картину в жизни? Если да, то как вы относитесь к этому?
— Почему так сильно страдает Акимыч? Как он это объясняет? («Может, со мной с войны такое… На всю жизнь нагляделся я человечины… Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий»).
— Что более всего потрясает Акимыча в истории с куклой? («А люди идут мимо — каждый по своим делам,— и ничего…»).
— Какой вывод делает Акимыч о причинах происшедшего? («Многие притерпелись к худу и не видят, как сами худое творят. А от них дети того набираются»)
— Почему Акимыч копает настоящую могилу, как для человека? Не кажется ли вам странным его поведение?
— Есть что-то общее в рассказе «Кукла» и стихотворениях, прозвучавших в начале урока?
— Вначале писатель назвал свой рассказ «Акимыч», а затем уже «Кукла». Как вы думаете, почему? (Брошенная, истерзанная кукла, случайно увиденная Акимычем, стала толчком к серьезному размышлению о человеке, его достоинствах и недостатках).
— Как вы понимаете слова Акимыча: «Всего не закопать». (Зла много, в одиночку с ним не справиться)
— Кто борется со злом в рассказе ?
(Акимыч, автор)
— А кому всё равно, кто проходит мимо, не замечая происходящего вокруг? (Влюбленные, будущие родители; мамы, главное назначение которых – воспитывать своих детей. В их колясках маленькие дети, совсем такие же, как эта беззащитная кукла. Неужели кукла не напомнила им собственных детей; учителя, профессия которых обязывает учить детей красоте и добру, показывать им пример своими поступками, но вместо этого они равнодушно проходят мимо куклы; неизвестный, так как он совершил кощунство).
III стадия Рефлексия
Назовите пороки человеческой личности (запись на доске)
Жестокость
Злость
Легкомыслие
Безответственность
Равнодушие
Зависть
Трусость
Предательство
Лицемерие
Жадность
— Какой из этих пороков присущ неизвестному?
— А какой из этих пороков, по вашему мнению, самый страшный? (Равнодушие)
— Почему? (Равнодушие может привести к проявлению зла, жестокости и в итоге к преступлению)
— В подтверждение ваших слов мне хочется прочитать слова польского писателя Бруно Ясенского: «Не бойся врага своего, в худшем случае он может убить. Не бойся друга своего, в худшем случае он может предать. Бойся равнодушных, они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и убийство».
— У меня на столе «Сундучок мудрости», а у вас – листочки. Напишите, пожалуйста, какой урок вы извлекли из рассказа Е.И.Носова «Кукла»? О чём задумались?
(Чтение написанного)
Домашнее задание: написать письмо людям от имени куклы.
Дмитрий Кедрин
Кукла
Ни слова сквозь грохот не слышно!..
Из дома, где мирно спала,
В убежище девочка вышла
И куклу с собой принесла.
Летят смертоносные птицы,
Ослепшие в прожекторах!
У женщин бескровные лица,
В глазах у них горе и страх.
И в этой семье сиротливой,
Что в щели отбоя ждала,
По совести, самой счастливой
Тряпичная кукла была!
О чем горевать этой кукле?
Ей тут безопаснее всех:
Торчат ее рыжие букли,
На толстых губах ее смех…
«Ты в силах, — спросил я, — смеяться?»
И, мнится, услышал слова:
«Я кукла. Чего мне бояться?
Меня не убьют. Я мертва».
24 сентября 1941
Вероника Тушнова
КУКЛА
Много нынче в памяти потухло,
а живет безделица, пустяк:
девочкой потерянная кукла
на железных скрещенных путях.
Над платформой пар от паровозов
низко плыл, в равнину уходя…
Теплый дождь шушукался в березах,
но никто не замечал дождя.
Эшелоны шли тогда к востоку,
молча шли, без света и воды,
полные внезапной и жестокой,
горькой человеческой беды.
Девочка кричала и просила
и рвалась из материнских рук,—
показалась ей такой красивой
и желанной эта кукла вдруг.
Но никто не подал ей игрушки,
и толпа, к посадке торопясь,
куклу затоптала у теплушки
в жидкую струящуюся грязь.
Маленькая смерти не поверит,
и разлуки не поймет она…
Так хоть этой крохотной потерей
дотянулась до нее война.
Некуда от странной мысли деться:
это не игрушка, не пустяк,—
это, может быть, обломок детства
на железных скрещенных путях.
Константин Случевский
Кукла
Куклу бросил ребенок. Кукла быстро свалилась,
Стукнулась глухо о землю и навзничь упала…
Бедная кукла! Ты так неподвижно лежала
Скорбной фигуркой своей, так покорно сломилась,
Руки раскинула, ясные очи закрыла…
На человека ты, кукла, вполне походила!